[Василий_МИФ]

«Батюшка»
Разглядел он медведя внезапно. Нечеткие очертания зверя смутно маячили вне выстрела. Стоял он торчмя, как пень схрястнутого молнией дуба, и молча взирал на овсы.
— Батюшка… Батюшка… — неслышно шептал Леша.
Медведь опустился на передние лапы и принялся, чавкая, «бруснить» овес. Иногда он садился и, лишь начисто обсосав колосья вокруг, подвигался дальше. Близился он к лабазу гораздо медленнее, чем уходили последние остатки предночи. У Алексея затекли руки. В глазах все рябило и расплывалось. Мысленно он ругал себя за забывчивость: «Ведь чего проще было выставить вехи дистанции».
Однако ждать, когда медведь, нажравшись овса, уйдет восвояси, не годилось. Он представил себе ухмылку Петрухи и решился. Светлая мушка долго и плотоядно лазила по мохнатой копне, колебнулась разок и села, где шея сходится с грудью.
Выстрел рявкнул сухо и зло, откатился эхом от могучих елей и, запрыгав по кочкам, укрылся в болоте. Тут же страшно и яростно разметал тишину звериный рев. Медведь, ослепленный жгучей болью, закружился катком, грузной тушей сминая овес. Дважды кряду хлестанул охотник еще по ревущему кому. Взвился «батюшка» на дыбки, постоял, растопырив лапы, шатнулся и рухнул. Зазвенело в ушах. Алексей молча сидел, наблюдая за зверем, кровь тукала в висках. Медведь не шевелился.
«Готов», — решил Алексей и облегченно вздохнул.
Спускаясь с лабаза, оступился, упал на колено и не почувствовал, как дулом ружья задел землю.
К зверю двинулся медленно. Только подойдя метров на пятнадцать сбоку и чуть сзади, осветил. Зверь лежал в овсах неподвижно, вразмет. Не сразу удалось разглядеть, что ухо поверженного великана изредка и малоприметно подрагивает.
Вскинув ружье, Алексей, целясь в холку, выстрелил. В плечо так садануло, что он еле устоял на ногах. В свете падающего фонаря мелькнул развороченный «розочкой» ствол. Пуля при разрыве ствола изменила направление и только скользнула по звериной хребтине. От удара шок у медведя прошел. Он взревел и, неуклюже поднимаясь, завертел башкой, ища врага.
Охотник заметался. Был не робок, но в нахлынувшей тьме вмиг осознал отчаянность своего положения. От страха ноги сделались неродными, а разъяренный медведь — вот он, рядом! Сообразить бы Леше да швырнуть хоть шапку в него, всего на секунду отвлечь внимание, но что-то заступорилось в мозгу. Он понесся к соснам, судорожно сжимая бесполезное теперь ружье и позабыв о ноже, что болтался на поясе. Там, на лабазе, остался топор, и, захоти медведь лезть следом за ним, рубанет он его в самое темечко…
Алексей уцепился уже за жерди, но обломилась поперечина, правая нога резко дернулась вниз, проваливаясь в пустоту и лихорадочно ища опоры. Тут ее и пронзила нестерпимая боль. Приспевший медведь подцепил-таки Алешкину ногу. Едва он не разжал руки и не свалился в пасть скотинника, но удержался и, грудью навалясь на жерди, попытался дотянуться до топора. Медведь же посунулся выше и несколько раз давнул зубами стопу. Тогда Алексей, неожиданно почувствовав под рукой приклад ружья, впился в него пальцами и скорее от отчаяния, чем осознанно, со всей силой воткнул ружье в пасть зверя. Шнурок лопнул, и ствол по самое цевье вошел в глотку медведя. Сразу ослабла хватка лап. Рывком освободившись, охотник из последних усилий, извиваясь ящерицей, втянулся на лабаз и потерял сознание… Не помнил, как потом спустился с лабаза, впадая в беспамятство, и полз, полз, скрипя зубами.
Раным-рано нашел его Петруха, кемаря в седле. Лошадь стала сама, не коснувшись копытом головы распростертого человека. Ни кровинки в лице, зато сзади тянулся красный шлейф. Смерть близко заглянула Алеше в глаза. Чудом спасли. Многие пришли сдать для него кровь.
Стопу Алексею ампутировали. Изжевал медведь. Слепить было не из чего. Полгода боролся с отчаянием, пока не обвык. «Теперь я худо-бедно оклемался. Петруха по весне даже крякашей стрелять на мотоцикле возил. Мне тот раз повезло, селезня, в Норвегии окольцованного, добыл».
Счастье жизни
Писал Алексей Шмелев и о том, что заказал механический протез и большую охоту бросать не думает, что расчудесная нынче погода, что гусь валом валил, что Юрка уже хорошо стреляет, а Катеринка первый класс на отлично закончила.
Я вчитывался в письмо, и сердце мое сжималось. Сколько же силы в тебе, русский человек, если горе тебе не беда, если страсть охотничья неизбывна в тебе, а душа так полна волюшки, любви да тяги к родной природе, что счастье жизни отнять может разве что смерть. И я твердо решил поехать к Алексею на весь отпуск.