Хвастаюсь: у меня теперь своя постоянная колонка в "Русском охотничьем журнале"!

[Самарец]

Вот что написал главред М. Кречмар по поводу основной темы июльского номера.

- Если мужик не является охотником – он для меня не мужик – любил говорить старый вертолетчик, впоследствии егерь заказника «Кавинская долина», Эльбрус Аршиев.

Да, категорично, не поспоришь. Но в годы моего детства все без исключения мальчишки завидовали человеку, у которого дома хранится настоящее ружьё. И более того - если этот человек часто из него стрелял. Для моих одноклассников не было большей радости, нежели придти ко мне домой и упросить отца показать им его старый «маузеровский» тройник и чуть-чуть – ну, совсем чуть-чуть – подержаться за приклад. А наличие в доме «воздушки» - ну, то есть, пневматической винтовки ИЖ-22 «Восток» сразу же поднимало её владельца на непререкаемую иерархию в стае человечьих детенышей.

Отец брал меня на охоту. Всегда. Вот сколько я помню его рядом с нами. И вместе с ним и его товарищами на охоте были другие мальчишки. Ощипывали птицу, чистили взрослым оружие, развешивали для просушки одежду, вытряхивали палатки.

Мечтали, когда сами встанут в скрадок или на номер, и принесут домой добычу. Угостят семью шурпой из лично добытой утки. И именно это, а не первый секс, люди моего поколения рассматривали как инициацию мужского начала в человеке.

Сперва добудь пищу, потом размножайся, так как-то правильнее, нет?

И охотников воспитывали.

Были Дома пионеров, в них – юннатские кружки (то есть, кружки юных натуралистов) рядом – «Школы юных охотников». Изучали охотминимум, учили обрабатывать добычу, трофеи, обучали первичному природоохранному законодательству. По окончанию – давали удостоверение – «Билет юного охотника и рыболова», дававший право на участие в охоте без огнестрельного оружия с четырнадцати лет.

И относились к юным охотникам всерьез – потому что все – от старших до милиции и охотинспекторов понимали, что в восемнадцать лет подавляющее большинство этих, пока ещё шныряющих под ногами пацанов, получит не одноствольный дробовик или пневматическую винтовку, а автомат АК-47М. И будет защищать Родину.

Охотник неизбежно оказывается воином и лучшие воины снова оборачиваются охотниками – по-немецки «егерями».

Желание стать охотником – это врожденная мужская императива, такая же абсолютная, как мужской набор хромосом – X и Y. А вот что происходит с ней в дальнейшем – уже дело среды и воспитания.

Охотничье воспитание, бывшее некогда составной частью воспитания патриотического, сегодня практически забыто. Сегодня воспитывают продавцов, дизайнеров, визажистов, менеджеров, мерчендайзеров, программистов, администраторов, дилеров, маклеров, ритейлеров…

Только нелишне помнить им всем, что обустроенную жизнь в любой стране (в том числе и право на свободные выборы) всем этим категориям обеспечивают люди, имеющие право носить оружие. И охотники тоже относятся к их числу.

Я, на всякий случай, свое мнение относительно высказанного господином главным редактором оставлю при себе.

Добавлю, однако, один момент, о котором могу говорить с уверенностью как педагог по образованию и преподаватель по профессии. Все серьезные исследования показывают, что главную роль в "воспитании" - где-то 90% - играют две вещи: наследственность и среда. Причем среда важнее - ребенок учит как вести себя в обществе, что нормально а что ненормально, на примере - наблюдает поведение взрослых и копирует его. И с этим очень сложно что-то сделать. То есть, если дома папа с мамой даже соль друг другу передать не могут без трехэтажного мата, то в школе ребенка хоть шокером бей за каждое матное слово, он все равно будет матом говорить. Исключения, конечно, бывают, но надеяться на них не стоит. Так что единственный надежный способ "воспитания" - всегда вести себя так, как ты хочешь, чтобы твой ребенок себя вел, когда вырастет.

[Корбан]

хорошо.

[Самарец]

Седьмой номер, как и ожидалось, в Ашане в продаже Я его сам еще не читал, как прочитаю, поделюсь мнением, что там стоящее а что нет. А пока - моя июльская колонка:

[Самарец]

Две Дианы в Сомалиленде.

«Один из его вопросов был, имеют ли охотничьи трофеи в Англии какую-то особую сакральную ценность, из-за которой столько людей подвергают себя таким трудностям и опасностям ради того, чтобы их добыть. Для него это явно было большой загадкой».
А. Херберт, «Две Дианы в Сомалиленде».



Женское дело охота или не женское – об этом в Британии времен расцвета империи однозначного мнения не было. На традиционной травле лис гончими леди участвовали в скачке на общих основаниях. В ружейной охоте доминировал взгляд Эдуарда VII, который полагал, что дамы – замечательное украшение охотничьих ленчей и ужинов, но за процессом должны наблюдать с безопасного расстояния. Это мнение, впрочем, ничуть не мешало многим дамам вполне успешно стрелять фазанов и оленей. В Индии то ли нравы были проще, то ли жизнь скучнее, но многие белые леди развлекались охотами на тигров и буйволов, проявляя завидное хладнокровие и меткость. Некоторые дамы добирались и до африканских сафари. Агнесс Херберт, например, в своей книге упоминает некоего известного охотника, который взял в Африку свою супругу – по ехидной версии Агнесс, не без умысла под шумок скормить ее львам.

Кто такая Агнесс Херберт? Автор книги «Две Дианы в Сомалиленде», в которой описывается, как она и ее кузина, около 1905 года, организовали и осуществили сафари по Сомалиленду (территории современных Сомали и восточной Эфиопии).

Для товременников это было в некотором роде шокирующим. Девушкам пророчили всевозможные несчастья — в частности, настоятельно советовали никуда не ходить без пистолетов. Каждый вечер их «дворецкий» (старший по лагерю, из местных, который несколько лет жил слугой в семье англичан и «знал порядки») торжественно приносил и клал на прикроватный столик девушкам их пистолеты. Которые так ни разу и не пригодились. Да и вообще, непонятно, что такого есть в сафари с чем не может справиться женщина? Стреляют девушки не хуже мужчин, тяжести и лишения переносят еще и получше. И вообще, основной проблемой на сафари того времени была административно-хозяйственная часть. Составить список всего необходимого для трехмесячного автономного существования, закупиться по списку, и проследить, чтобы не протухло и не израсходовалось раньше времени. Согласно большинству домостроев, это самое что ни на есть «женское» дело.

Вообще, если вынести за скобки вопрос пола, это было самое обычное для того времени сафари. Сели на пароход, идущий по Суэцкому каналу, сошли в Адене, переправились на африканский берег. Наняли (по рекомендации дяди, старого охотника) опытного местного гида, которого девушки, не в силах произнести его настоящее имя, окрестили Кларенсом, купили верблюдов и провиант, наняли персонал. Прошли несколько тысяч миль по джунглям, добыли некоторое количество трофеев, включая двух носорогов, несколько львов, ориксов и прочих антилоп. Вернулись в Англию в целости и невредимости. Результат, достойный уважения безотносительно пола и возраста — особенно если учесть, что про пиэйчей и аутфиттеров тогда еще слыхом не слыхивали.

Кстати говоря, книга Агнесс Херберт как раз хорошо раскрывает предпосылки для возникновения индустрии сафари. Начнем с того, что местные торговцы с удовольствием драли с заезжих охотников максимальное количество шкур. Они прекрасно понимали, что тот, кто преодолел полмира, чтобы добраться в их деревню, уже никуда не денется — заплатит и втрое, и вчетверо, не возвращаться же назад несолоно хлебавши. А по окончании охоты отдаст все лишнее за бесценок. Поэтому аутфиттеры, имея возможность закупаться по реальным, а не туристическим, расценкам, не только снимали с клиента большую часть головной боли по поводу выбора необходимого снаряжения, но и обеспечивали серьезную экономию.

Необходимость же присутствия профессионального охотника — и почему к этому словосочетанию долго добавляли прилагательное «белый» - объясняется вот чем. «Кларенс» отлично справлялся с задачей доставить охотника к месту охоты и обеспечить рандеву со зверем. Его проблемой было обеспечение безопасности клиента. Для того, чтобы играть роль телохранителя в критические моменты, у «Кларенса» было слишком много уважения к белому человеку; остановить опрометчивый поступок новичка своевременным окриком или подзатыльником, как сделал бы условный Джон Хантер, было бы делом немыслимым, как для него, так и для большинства клиентов. А необходимость в этом периодически возникала – впрочем, предоставим слово леди Херберт:

Первый лев.

Текст: Агнесс Херберт, перевод А. Морозов.

В тот момент я осознала, что только что видела совсем рядом с собой двух зверей. Желтоватые и величественные, они неспешно перешли из кустов, которые росли прямо перед нами, в более густые заросли чуть левее. Я помню, что когда долгожданный момент истины, который мы так тщательно планировали, наконец настал, все возбуждение оставило меня, и лишь какой-то холодок, покалывая, пробегал по венам. В следующую секунду Кларенс проявил свой знаменитый талант режиссера; как сквозь сон я услышала его команду, после которой наши охотники, размахивая копьями, с криками и воплями ринулись за зверями. И снова звери, прибавившие шагу, мелькнули перед моими глазами. Какими могучими они были! Дикий лев настолько не похож на своего пленного кузена из зоопарка, как будто и не приходится ему родней. Грива дикого льва намного короче. Ни один дикий лев не может отрастить ту копну волос, которой так восхищаются посетители зоопарка. Шипы и колючки яростной судьбы служат ему парикмахерами. И все же дикий зверь намного прекраснее в своей зрелой силе.

Теперь, когда мы знали, где укрылись львы, мы осторожно подкрались поближе к их цитадели – обычной для тех мест крепи из колючей акации и мимозы. Львы так охотно искали в них укрытия, потому что слишком плотно пообедали, если не сказать объелись. Охотники обошли крепь и с криками начали гнать львов на нас. Стронул ли львов шум, поднятый загонщиками, или они изначально остановились, не зайдя глубоко в чащу, я, разумеется, не могу сказать, но, в тридцати пяти ярдах от того места, где я стояла, держа палец на спусковом крючке, я увидела свирепые горящие глаза, и услышала короткое ворчание, то и дело переходящее в подавленный горловой рык. Заросли зашевелились и из них, грациозно расправив плечи, появилась львица. Освободившись от стеснявших ее движения веток, она снова припала к земле - ниже, ниже, и вот лишь ее лоб и маленькие уши торчали поверх травы. В любую секунду она могла добраться до нас. Я слышала, как Сесили сказала что-то. Возможно, она сказала «Стреляй!» Прицелившись пониже, туда, где сквозь ветви едва виднелось виднелось желтое, выгнутое дугой тело, я спустила курок, и одновременно прозвучал выстрел Сесили. Голова львицы опустилась, и больше ничего не было видно поверх травы и колючего кустарника. Должно быть, львица была мертва. Но можно ли сразить такого великого противника так просто? Мы стояли, пригвожденные к месту. Солнце палило с небес, бабочка порхала над песком, цикада скрипела длинными, пульсирующими трелями. Эти мелочи навсегда отпечатались в моей памяти как неотъемлемые детали момента, и по сей день, стоит мне увидеть бабочку или услышать цикаду, я мысленно возвращаюсь в тот день из дней волнений несравнимых.

Затем я сделала невероятную глупость. Это была моя первая охота на льва, невежество и энтузиазм лишили меня рассудка. Я побежала вперед на разведку, с винтовкой наперевес. Непростительное сумасбродство, и я получила по заслугам. Хуже того. У меня было правило перезаряжать правый ствол сразу после выстрела, левый я называла своим неприкосновенным запасом. Мое правило, говорю я, но в ту самую важную охоту из всех оно осталось только в теории! Я забыла обо всем, кроме мертвой львицы. Я забыла, что в кустах скрывался еще один враг.

Короткий ворчливый рык, и не успела я вскинуть винтовку и выстрелить не целясь, как лев выпрыгнул из крепи. Я услышала возглас кузины и выстрел из ее винтовки. Пуля только оцарапала льву плечо и подстегнула его ярость. Дальше я не помню ничего, кроме того, что видела, как сокращаются мускулы зверя перед прыжком, и инстинкт подсказал мне точный момент, в который он прыгнет. Мои нервы расслабились, и я попыталась отпрыгнуть в сторону, но силы на прыжок во мне уже не было, и я просто упала, к счастью не назад и не вперед, а вбок, и эта случайность или везение спасло меня. Ибо большой кот рассчитал дистанцию прыжка, исходя из того, что жертва стоит впереди, он не договаривался прыгать немного правее или левее. Поэтому он только поранил меня когтями, когда его лапы приземлились на мои ноги.

Прежде чем он успел развернуться и покончить со мной, моя кузина выстрелила. Только позже я узнала, что стреляла она с расстояния всего около шести ярдов, подбежав к месту действия в полной решимости не дать меня в обиду. Весь лоб льва был разбит пулей на мелкие осколки, его тело обмякло. Я почувствовала тяжесть; кровь хлынула из его рта на песок, челюсти конвульсивно сокращались. С севера, запада, юга и востока мир для меня начинался и заканчивался львом. Тело покачнулось и застыло неподвижно. Я лежала, придавленная к песку его могучими задними лапами.

[Самарец]

Говорят, колонка из ноябрьского номера про британских браконьеров особенно хорошо получилась

[Твердислав]

Почитаем-почитаем, спасибо )

[Самарец]

Ну, так почитайте еще про Миф о Белом Охотнике

[tessim]

Интересно читать, спасибо большое, желаю вдохновения, продолжайте в том же духе.

[Самарец]

Спасибо!

[bozmanchik]

Сообщение от Самарец

Ну, так почитайте еще про Миф о Белом Охотнике

толерантненько)))))